За последние три десятка лет после окончания холодной войны, и особенно после эпохального вступления Китая в ВТО в 2001 году, подключенность и интегрированность мира постоянно повышались в результате технического прогресса и глобализации. Однако с начала президентства Трампа, а потом все быстрее и быстрее, буквально за считанные месяцы, в том числе благодаря пандемии COVID-19, мир начал распадаться на части. Им стали править эгоизм, недоверие и игры «мы против них». Принцип «моя страна прежде всего» стал основным образом действия, причем не только в политике, но и в области корпоративных цепочек поставок, для которых нынешний кризис стал серьезным испытанием.
Этот масштабный отказ от всемирных цепочек поставок, это движение к автаркии принесет с собой массовое возвращение производства из-за рубежа и появление программ стимулирования локализации. Основной областью внимания станут медицинские товары, что объясняется практически повсеместной неготовностью к этой пандемии, которая, по-видимому, оказалось неизбежной. Однако недавно возникшая необходимость оценивать деятельность политиков с точки зрения национальной самодостаточности в ключевых отраслях означает, что «критически важными» отраслями будут объявлены энергетика, пищевое производство и, не в последнюю очередь, высокие технологии. Потенциальный рост предельных затрат на локальное производство покажется менее важным, чем политическая необходимость надежно обеспечить самодостаточность национальной экономики. Проще говоря, цены вырастут почти на всё — и не только за счет ценовой инфляции, но и в реальном выражении.
Это дорого обойдется и потребителям, и правительствам (поскольку им придется увеличить бюджетные расходы), и рынку труда (предельные затраты превысят предельную производительность).
Но гораздо хуже последствий деглобализации тот неприятный факт, что пандемия COVID-19 ускорила смерть свободного рынка как двигателя экономики. Хорошо понятное стремление спасти от кризиса всех и вся только повышает риск замедления темпов роста реального ВВП по мере зомбификации экономики.
Даже известная крайним экономическим «аскетизмом» Германия с головой ушла в кейнсианство, отчаянно пытаясь компенсировать коллапс спроса и недостаточную производительность. Сейчас правительство Германии тратит на меры поддержки больше, чем любая другая страна-участница ЕС — около 38% ВВП, включая новые траты, гарантии по займам, налоговые льготы для производства и т.д. Когда даже Германия вступает в ряды стран с безудержными тратами, становится ясно, что свободным рынкам приходит конец.
Когда страны тратят деньги, это похоже на поддержку экономики и действительно оказывает временное стимулирующее воздействие. Однако есть риск, что это произойдет за счет снижения производительности, зомбификации экономики и вытеснения частного капитала, что ведет к снижению реального ВВП.
Рынкам необходима самокоррекция для устранения непродуктивных типов поведения игроков в экономике. Здесь вспоминается прекрасная и очень подходящая (хоть и избитая) метафора: финансовые рынки и экономика похожи на лесную экосистему. Время от времени в лесу должны случаться небольшие пожары, чтобы экосистема была здоровой и не накапливала топливо для опустошающего огненного смерча, который принесет много бед.
Коронавирусный кризис оказался настолько разрушительным потому, что наши экономики обременены долгом, очень тонко настроены и хрупки. В более традиционных терминах австрийской школы критически важной функцией для рынков (и экономического роста) является «созидательное разрушение» в определении Джозефа Шумпетера, то есть «непрерывный механизм инноваций в сфере продуктов и процессов, посредством которого устаревшие единицы производства замещаются новыми». Но теперь, при нулевых и отрицательных ставках и гарантиях спасения для всех участников экономики, созидательное разрушение прекратилось навсегда. Больше не будет «лесных пожаров», оставляющих чистую плодородную землю для новых игроков, которые могут перезапустить экономику. Вместо этого нас ждет постоянное снижение производительности и реального роста ВВП при гигантской долговой нагрузке.
Когда меры по стимулированию экономики будут прекращены, как рынки, так и уровень занятости подвергнутся крайне негативному воздействию. Во многих странах бюджетные расходы — прямое и непрямое кредитование, выкупы долгов и гранты — превысят 50% ВВП. Государство будет иметь мощный голос в советах директоров частных компаний. Правительства разрабатывают новые постановления для «спасения экономики и рабочих мест» за счет денег налогоплательщиков.
При огромном влиянии пандемии COVID-19 и любых других вирусов, с которыми мы можем встретиться в будущем, на повседневную жизнь и экономику, наша реакция на этот кризис несет еще большие риски. В этом заключается великая ирония нашей ситуации. В лучшем случае мы приостанавливаем рыночную экономику, в худшем — заменяем ее государственным капитализмом. Эта модель никогда не принесет ожидаемого выигрыша, поскольку открытый рынок необходим для оптимального формирования цен, распределения товаров, внедрения инноваций и даже демократии.
Локализация производства, идея «моя страна прежде всего» и государственный капитализм вместе взятые несут колоссальные негативные последствия для экономического роста, занятости, рынков и самой ткани социума. Такой способ справиться с коронавирусным кризисом является тупиковым, поскольку ведет к воплощению узколобых, провинциальных, ностальгических теорий о том, что каждая страна может следовать своему собственному пути в одиночестве. Чтобы победить и пандемию, и подобные риски в будущем, необходим не локальный, а еще более глобальный подход.
За последние три десятка лет после окончания холодной войны, и особенно после эпохального вступления Китая в ВТО в 2001 году, подключенность и интегрированность мира постоянно повышались в результате технического прогресса и глобализации. Однако с начала президентства Трампа, а потом все быстрее и быстрее, буквально за считанные месяцы, в том числе благодаря пандемии COVID-19, мир начал распадаться на части. Им стали править эгоизм, недоверие и игры «мы против них». Принцип «моя страна прежде всего» стал основным образом действия, причем не только в политике, но и в области корпоративных цепочек поставок, для которых нынешний кризис стал серьезным испытанием.
Этот масштабный отказ от всемирных цепочек поставок, это движение к автаркии принесет с собой массовое возвращение производства из-за рубежа и появление программ стимулирования локализации. Основной областью внимания станут медицинские товары, что объясняется практически повсеместной неготовностью к этой пандемии, которая, по-видимому, оказалось неизбежной. Однако недавно возникшая необходимость оценивать деятельность политиков с точки зрения национальной самодостаточности в ключевых отраслях означает, что «критически важными» отраслями будут объявлены энергетика, пищевое производство и, не в последнюю очередь, высокие технологии. Потенциальный рост предельных затрат на локальное производство покажется менее важным, чем политическая необходимость надежно обеспечить самодостаточность национальной экономики. Проще говоря, цены вырастут почти на всё — и не только за счет ценовой инфляции, но и в реальном выражении.
Это дорого обойдется и потребителям, и правительствам (поскольку им придется увеличить бюджетные расходы), и рынку труда (предельные затраты превысят предельную производительность).
Но гораздо хуже последствий деглобализации тот неприятный факт, что пандемия COVID-19 ускорила смерть свободного рынка как двигателя экономики. Хорошо понятное стремление спасти от кризиса всех и вся только повышает риск замедления темпов роста реального ВВП по мере зомбификации экономики.
Даже известная крайним экономическим «аскетизмом» Германия с головой ушла в кейнсианство, отчаянно пытаясь компенсировать коллапс спроса и недостаточную производительность. Сейчас правительство Германии тратит на меры поддержки больше, чем любая другая страна-участница ЕС — около 38% ВВП, включая новые траты, гарантии по займам, налоговые льготы для производства и т.д. Когда даже Германия вступает в ряды стран с безудержными тратами, становится ясно, что свободным рынкам приходит конец.
Когда страны тратят деньги, это похоже на поддержку экономики и действительно оказывает временное стимулирующее воздействие. Однако есть риск, что это произойдет за счет снижения производительности, зомбификации экономики и вытеснения частного капитала, что ведет к снижению реального ВВП.
Рынкам необходима самокоррекция для устранения непродуктивных типов поведения игроков в экономике. Здесь вспоминается прекрасная и очень подходящая (хоть и избитая) метафора: финансовые рынки и экономика похожи на лесную экосистему. Время от времени в лесу должны случаться небольшие пожары, чтобы экосистема была здоровой и не накапливала топливо для опустошающего огненного смерча, который принесет много бед.
Коронавирусный кризис оказался настолько разрушительным потому, что наши экономики обременены долгом, очень тонко настроены и хрупки. В более традиционных терминах австрийской школы критически важной функцией для рынков (и экономического роста) является «созидательное разрушение» в определении Джозефа Шумпетера, то есть «непрерывный механизм инноваций в сфере продуктов и процессов, посредством которого устаревшие единицы производства замещаются новыми». Но теперь, при нулевых и отрицательных ставках и гарантиях спасения для всех участников экономики, созидательное разрушение прекратилось навсегда. Больше не будет «лесных пожаров», оставляющих чистую плодородную землю для новых игроков, которые могут перезапустить экономику. Вместо этого нас ждет постоянное снижение производительности и реального роста ВВП при гигантской долговой нагрузке.
Когда меры по стимулированию экономики будут прекращены, как рынки, так и уровень занятости подвергнутся крайне негативному воздействию. Во многих странах бюджетные расходы — прямое и непрямое кредитование, выкупы долгов и гранты — превысят 50% ВВП. Государство будет иметь мощный голос в советах директоров частных компаний. Правительства разрабатывают новые постановления для «спасения экономики и рабочих мест» за счет денег налогоплательщиков.
При огромном влиянии пандемии COVID-19 и любых других вирусов, с которыми мы можем встретиться в будущем, на повседневную жизнь и экономику, наша реакция на этот кризис несет еще большие риски. В этом заключается великая ирония нашей ситуации. В лучшем случае мы приостанавливаем рыночную экономику, в худшем — заменяем ее государственным капитализмом. Эта модель никогда не принесет ожидаемого выигрыша, поскольку открытый рынок необходим для оптимального формирования цен, распределения товаров, внедрения инноваций и даже демократии.
Локализация производства, идея «моя страна прежде всего» и государственный капитализм вместе взятые несут колоссальные негативные последствия для экономического роста, занятости, рынков и самой ткани социума. Такой способ справиться с коронавирусным кризисом является тупиковым, поскольку ведет к воплощению узколобых, провинциальных, ностальгических теорий о том, что каждая страна может следовать своему собственному пути в одиночестве. Чтобы победить и пандемию, и подобные риски в будущем, необходим не локальный, а еще более глобальный подход.